В Казани прошел фестиваль «Особый взгляд. Регионы». На нем выступили инклюзивные театры, в спектаклях которых участвуют люди с инвалидностью. «Такие дела» рассказывают об этом явлении, о том, как режиссеры работают с людьми с инвалидностью и почему таким людям очень сложно выйти на профессиональную сцену.
Опера и жестовый язык
Шесть актеров — три мужчины и три женщины — стоят на фоне белой кирпичной стены. Вдруг девушка с левого края начинает медленно идти вперед. Каждый свой шаг она сопровождает движением рук: то плавно разводит их в стороны, то собирает вместе. На каждый шаг говорит. Слов не разобрать, мы слышим только звуки: «На-а-а… Ше-э-эк…» Девушка как будто гипнотизирует зрителей плавными движениями, внимательным взглядом, взмахами рук. Она приближается. Разворачивается и уходит так же медленно, пропевая звуки. На фоне звучит женский голос. Он поет на челканском языке — языке народа, проживающего в нескольких селах Республики Алтай и Горно-Алтайске.
Носителей челканского языка осталось примерно 2 тысячи человек. Спектакль «Аллюки» об этом — об исчезающих языках и о способности слышать друг друга. В нем играют всего шесть актеров, трое из них — с инвалидностью, они не могут слышать.
«Аллюки» поставил в 2018 году режиссер Туфан Имамутдинов. Это его первая работа, в которой участвуют актеры с инвалидностью. В 2020 году спектакль получил три номинации главной театральной премии страны «Золотая маска»: «Лучший спектакль в опере», «Лучшая работа режиссера» и «Лучшая работа композитора».
«Мы не ради этого (номинации. — Прим. ТД) делали [спектакль], — говорит Туфан. — Но было удивительно и в какой-то степени приятно, что эксперты “Золотой маски” смотрят на людей с особенностями не как на причуду, а как на профессиональных артистов и певцов. В этом спектакле они немного, но говорят. И, когда они говорят, складывается ощущение, что поют, — потому что не слышат себя и мелодика [речи] совершенно другая. Поэтому можно сказать, что у актеров есть даже сольные партии в этой опере».
Культурное наследие и пандусы
По данным на 2020 год, каждый 12-й житель России старше 18 лет имеет инвалидность. Только 26,4% из них работают. О том, в какой сфере задействованы люди с инвалидностью, данных нет. Но в культурных проектах их встретишь редко, говорит директор по развитию центра «Инклюзион» Татьяна Медюх: «Людей с инвалидностью как создателей культурного контекста очень мало пока кто рассматривает. Профессиональные культурные институции пока опасаются и не знают, как включать людей с инвалидностью в свои проекты. Это касается всего: и театра, и кинопроектов, и телевизионных проектов. Недавно был опыт с одним центральным каналом: это была развлекательная программа, и одну из наших актрис [с инвалидностью] пригласили к участию, а потом отказались, просто испугались, что не поймет зритель, не поймет рекламодатель».
По мнению руководителя программы «Особый взгляд» фонда «Искусство, наука и спорт» Ксении Дмитриевой, людей с инвалидностью нет в культурных проектах по нескольким причинам. Первая из них — это отсутствие доступной среды: пандусов, подъемников, табличек, написанных шрифтом Брайля, и так далее. Постепенно это появляется в культурных учреждениях, но многие театры находятся в зданиях, которые являются объектом культурного наследия, и подвести пандус к таким зданиям или построить специальный лифт сложно.
«Если, например, Приморская сцена Мариинского театра была сразу построена с учетом потребностей по доступности, то, например, Театр Вахтангова или МХТ в каком-то смысле и права такого не имеют, потому что являются объектами культурного наследия», — говорит Ксения Дмитриева.
Вторая причина — неумение сотрудников театров коммуницировать с людьми с инвалидностью.
«Есть определенная этика поведения: люди часто боятся обидеть людей с инвалидностью или, наоборот, проявляют по отношению к ним гиперопеку», — объясняет Ксения.
«С людьми с инвалидностью сложнее работать, чем с обычными актерами, — дополняет Татьяна Медюх. — Если артист слабослышащий, нужен сурдопереводчик, это дополнительные расходы. Вдруг незрячий артист упадет со сцены? Как мы будем говорить со слабослышащим человеком во время съемок? Эти незнание, страх и неопытность позволяют говорить, что люди с инвалидностью не включены в широкое культурное поле».
Человек с инвалидностью и актерское образование
По мнению режиссера Бориса Павловича, есть еще одна причина, по которой театры опасаются привлекать актеров с инвалидностью, — это отсутствие у них профессиональной подготовки.
«Неготовность привлекать артистов с инвалидностью во многом связана не только с социальными или психологическими фобиями, стигмами. Есть еще такое понятие, как профессиональный театр. У нас отсутствует лифт, с помощью которого человек с инвалидностью может получить профессию в области культуры», — говорит Павлович.
Получить профессию музыканта, актера или художника человек с инвалидностью может в Российской специализированной академии искусств. Но, по словам Ксении Дмитриевой, выпускники этого учебного заведения среди профессионального сообщества не востребованы: «Мы в прошлом году проводили исследование, спрашивали у театров, какие есть барьеры для трудоустройства людей с инвалидностью. Они часто говорят о том, что такие актеры очень редко когда имеют актерское образование. У нас есть одна академия искусств, но мы знаем, что многие люди, там обучившиеся, не котируются. Это не ГИТИС, не “Щепка”, не “Щука”».
Проблему образования актеров с инвалидностью в какой-то мере решает центр «Инклюзион»: на базе государственных и негосударственных театров он создает инклюзивные театральные школы. Сейчас таких школ девять в восьми регионах страны (две — в Москве). Всего туда ходит около 100 студентов. По словам Медюх, для большинства студентов такая школа остается местом социализации и саморазвития: «И это тоже неплохо. Но у нас есть яркие звезды, талантливые люди, которые идут дальше». Например, в Новосибирске «Инклюзион» открыт при театре «Глобус». Все актеры с инвалидностью, больше 10 человек, регулярно выступают на сцене театра.
Для постановки спектаклей «Инклюзион» приглашает профессиональных режиссеров. «Аллюки» Туфан Имамутдинов поставил именно по приглашению «Инклюзиона». Сейчас на сцене Центра имени Мейерхольда идет второй спектакль Имамутдинова с участием актеров с инвалидностью — «Здесь больше, чем просто селедка». В его основе — картина Питера Брейгеля Старшего «Фламандские пословицы». В спектакле играют незрячие люди.
«Никто, кроме них, это не сможет сделать»
В Санкт-Петербурге на сцене театра «На Литейном» с 2019 года идет спектакль, в котором играют люди с аутизмом. Спектакль называется «Лавр», по роману Евгения Водолазкина его поставил режиссер Борис Павлович.
«Есть то, что они могут сделать так, как не сделает больше никто, — говорит об актерах с аутизмом Павлович. — Драматические артисты всегда существуют в роли, драматическому артисту очень сложно быть самим собой на площадке — то, что называется перформативное существование… В “Лавре” есть такие персонажи — люди-наблюдатели. И эта позиция наблюдателя мне требовалась именно в таком качестве — чтобы человек не изображал ничего, а был, присутствовал на 100 процентов. И я позвал актеров, которые могут осуществить эту работу. Никто больше в театре “На Литейном”, кроме них, это не сможет сделать».
В «Лавре» играют три человека с аутизмом, каждый из них получает такую же зарплату, что и другие приглашенные актеры. Спектакль не маркирован как инклюзивный — ни на афишах, ни на сайте театра не указано, что в постановке участвуют люди с инвалидностью.
«Инклюзия — это включение. А если актеры маркированы как особые, как только инвалидность существует как особенность, как что-то паранормальное — это еще на пороге инклюзии», — объясняет такой подход Борис Павлович.
Режиссер говорит, что «Лавр» — это первый спектакль в его практике, который на 100 процентов можно назвать инклюзивным. Павлович работает с актерами с инвалидностью семь лет — начиная с проекта «Встреча» БДТ и центра «Антон тут рядом». Сейчас у Бориса Павловича есть еще проект с фондом «Альма Матер». «Разговоры» — это экспериментальная театральная площадка, в которой участвуют люди с аутизмом. Именно актеры из проекта «Разговоры» участвуют в «Лавре».
По словам Павловича, в Санкт-Петербурге инклюзивный театр достаточно развит благодаря «Упсала-Цирку», проекту «Встреча», центру «Антон тут рядом», фонду «Про Арте». Поэтому, когда Павлович предложил руководству театра «На Литейном» позвать в спектакль людей с аутизмом, худрук Сергей Морозов отнесся к этой идее спокойно: «Это не было что-то такое необъяснимое. Если бы 10 лет назад об этом зашла речь, возможно, разговор был бы иной».
Конвенция и деньги
В 2012 году Россия присоединилась к Конвенции ООН о правах инвалидов. Согласно этой конвенции, все объекты культуры и информация должны быть доступны для людей с инвалидностью. Это не только пандусы и грузоподъемники, но и, например, тифлокомментирование театральных спектаклей, тактильные модели для слабовидящих людей в музеях, сурдоперевод.
«Конвенция подписана, и даже есть ряд законных актов, которые обязуют это исполнить. Но при этом театрам и музеям выдается бюджет без учета этой графы», — говорит Ксения Дмитриева.
Отсутствие необходимого финансирования — еще одна причина, по которой театры не очень охотно нанимают актеров с инвалидностью. Министерство труда и социального развития по программе «Доступная среда» выделяет деньги на пандусы и таблички со шрифтом Брайля. Но какие-то специализированные потребности типа того же тифлокомментирования или сурдопереводчика для слабослышащего актера никто не финансирует. «Эта ноша ложится на хрупкие плечи сотрудников учреждения», — говорит Ксения.
По словам Дмитриевой, «дело сдвинулось бы с мертвой точки», если бы театры прописывали свою стратегию и вводили в нее инклюзию: «И чтобы это было не для галочки, а комплексный подход. Безусловно важно не просто поставить человека с инвалидностью в спектакль, а чтобы он там был нужен, чтобы было обосновано его присутствие».
Читать оригинал статьи на портале Такие дела